— Таня? — я тихонько постучал в закрытую дверь моей комнаты, где сегодня ночью спала наша гостья.

За дверью раздался какой-то шум, как будто, кто-то упал, потом звук шагов и испуганный девичий голос спросил:

— Что?

— Ты вставать будешь, а то уже одиннадцатый час?

—…Наверное буду…

— Тогда через десять минут жду тебя на кухне завтракать.

Гостья пришла через пятнадцать минут, одетая в мамину блестящую пижаму из искусственного шелка и уселась за стол, старательно отворачивая от меня лицо.

— Ешь. — я поставил перед Таней тарелку с порезанным хлебом, колбасой и сыром: — Или, ты в это время суток ешь какие-нибудь мюсли. И тебе что сделать –кофе или чай?

— Колбаса тоже подойдем. Спасибо. — Таня соорудила бутерброд и вцепилась в него мелкими белыми зубами: — Мм-м, вкусно. Чай сделай пожалуйста, если тебе не трудно.

— Не трудно- я поставил перед гостьей большую керамическую чашку с поднимающимся над ней паром: — Скажи, что сегодня планируешь делать?

— Надо к маме в больницу съездить, но я не знаю, как с таким лицом на улицу выйти. И с квартирой надо что-то решать…

— Я не знаю, что у тебя с лицом, но можешь надеть очки и бейсболку с большим козырьком у меня взять. Я думаю, что никто ничего не увидит, даже если там что-то есть. Когда ты пойти собираешься?

— Не знаю. Наверное, через час соберусь, а что?

— Я тебя провожу.

— Спасибо, Саша, я буду благодарна.

За час Таня конечно не собралась, но через два часа мы выкатились из дома. Правда, перед этим минут пятнадцать пытались вызвать такси. Сервис минут пять зайчиком скакал между двух десятков машин, якобы, находящихся неподалеку, но в итоге выдал сообщение о готовности одного водителя отвезти нас на место за жалкую тысячу рублей. У меня такой суммы не было, а карта Тани вообще была пустой.

— Что будем делать? На автобусе или пешком?

Автобусное сообщение с нашим микрорайоном предусматривалось комплексным планом развития территории, последнюю версию которого широко освещали в местных СМИ пару лет назад. Был объявлен тендер на новый маршрут, торжественно установлена и открыта автобусная остановка, после чего все закончилось. Тендер дважды был объявлен не состоявшимся, по причине отсутствия, желающих в нем поучаствовать. Будку исписали граффити, а потом покрыли десятки строк, размашисто нарисованные нездешней вязью.

Местные жители пользовались автобусами, идущими с Моста, от пограничного перехода, но сегодня Таню при упоминании остановки у Моста стало просто трясти.

— Саша, извини, я не могу в сторону Моста даже смотреть, не то что идти туда. Как представлю, что мы с мамой, не успели бы убежать…- голос Тани дрогнул: — давай я сома схожу, ты не беспокойся обо мне.

— Нет, это исключено, одна ты точно никуда не пойдешь. Давай одевайся и пошли! — я начал натягивать кроссовки.

Лифт гостеприимно распахнул перед нами створки дверей, после чего мы мягко скользнули вниз, на первый этаж. Даже кондиционер в кабине работал — пока все блага цивилизации в нашем доме работали.

— А я тебе говорю, что мне надо в торговый центр съездить! — малознакомая соседка с седьмого этажа нашего подъезда, с которой, при встрече, я раскланивался в лифте, сидела в микролитражке розового цвета и, опустив боковые стекла, с кем-то громко разговаривал по телефону: — Если мы с тобой идем на юбилей к Марусиным, я должна купить новое платье, иначе я не пойду никуда, мне одеть совершенно нечего. И что, что я одна поехала? Нет, ты мне объясни, что в этом такого? Я, что, дура по-твоему?

Соседка была молодой, шебутной и улыбчивой барышней лет двадцати семи, а разговаривала она, скорее всего, с мужем — суровым мужиком лет сорока, что рано уезжал и поздно приезжал во двор на брутальном джипе «Ниссан Pathfinder» черного цвета.

Не знаю, кто из членов семьи первым бросил трубку, но барышня со злостью отбросила свой смартфон на сидение рядом с собой, затем, упрямо прикусив губу, завела двигатель.

Я шагнул к розовой машинке и призывно махнул рукой.

— Здравствуйте! — пришлось присесть, чтобы быть с сидящей за рулем женщиной на одном уровне: — Извините, я случайно подслушал ваш разговор. Скажите, если мы с девушкой с вами до больницы доедем, муж не будет на вас ругаться, что вы одна в торговый центр поехали?

— Вы в больницу надолго?

Я оглянулся на Таню.

— Да нет, мне буквально на пятнадцать минут, маму увидеть и узнать, что ей нужно, а то она почему-то телефон отключила.

— Тогда давайте так — я вас до больницы довезу, подожду, пока вы сходите, а потом мы все в торговый центр поедем, там вы купите себе или маме, что нужно и, заодно, поможете мне платье выбрать, посмотрите, как сзади сидит, а то у этих консультантов в бутиках кроме «Как на вас чудесно сидит!» ничего не добьешься. Ну что, едете?

— Договорились. — я помог Тане усесться назад, а сам, переложив смартфон на полку, сел рядом с хозяйкой машины. Магазин «Мошна» сегодня был вновь закрыт, на двери висело какое-то, написанное от руки, объявление, но прочитать я его не успел.

Проехав два соседних дома мы выскочили за поворот и тут –же соседка, громко ругаясь, была вынуждена резко тормозить — сразу за поворотом поперек дороги, оставив лишь узкий проезд, стояли две уставшие «Вазовские» шестерки, возле которых толпились несколько парней с черными банданами на головах. Повязки были расписаны какими-то текстами, похожими на саудовскую вязь.

От веселящихся парней, тыкающих пальцами в мою раскрасневшуюся и ругающуюся соседку, что умудрилась затормозить буквально в паре метров от импровизированного блокпоста отделился высокий смуглый парень в черной футболке и такого же цвета, спортивных штанах.

— Завтра все местный билять должны ходить в длинных юбках и платках на голове. — парень склонился, разглядывая моих спутниц: — Понятно?

— Вы кто такие, убогие? — соседка даже побледнела от злости: — Вы что на дорогу встали, придурки? А если бы я не успела остановится?

— Мы с вами завтра поговорим, какие мы придурки. — парень сплюнул на землю: — А пока езжай, шалава.

— Да ты! — соседка попуталась выскочить из машины, я еле –еле успел схватить ее за руку.

— Не надо сейчас этого делать. — я твердо смотрел в ее расширенные от бешенства серые глаза: — У нас сейчас нет никаких шансов что-то кому-то доказать, смешно только будем выглядеть. И платье не купим.

— Ладно, поехали. — девушка тронула автомобиль, все еще кипя от злости: — Вечером мужу расскажу, он им устроит.

— Кстати, извините, мы несколько лет здороваемся, а имени вашего я не знаю. Меня Саша зовут, Саша Иванов.

— Инна, Инна Мельникова.

— А это Таня Белохвостикова, моя одноклассница. Она в крайнем доме живет.

Барышни церемонно улыбнулись друг другу.

Пока мы ехали в сторону центра, я не мог понять одного — мы в своей прибрежной полосе оказались как будто в резервации. У нас толпами бродили явные чужаки, на углах домов стояли молодые люди в черных повязках на головах, где-то во дворах жгли костры и резали кукую-то мелкую скотину, магазины закрыты, но полно машин, из кузовов которых торгуют всем, чем хочешь. На выезде на трассу нас попыталась перехватить какая-то иномарка, полная народу, но Инна, мгновенно раскрутив моторчик своей машинки, «шашечками» ушла, прыгая между могучими фурами. А стоило нам проехать Транссиб, что отделяет прибрежную часть от остального Города и имеет только два узких переезда, как окружающая жизнь мгновенно изменилась. Несколько машин Дорожного патруля, внимательный взгляд полицейского в черной каске и бронежилете, «случайно» направившего ствол короткого автомата на приезжающие мимо машины, и как будто попали в другую страну. На оживленных перекрестках полицейские мотопатрули, но зато все магазины открыты, стайки девушек в минималистических одеждах белозубо улыбающихся встречным, передвигающихся без сопровождения мужчин — было полное ощущение того, что мы с девушками приехали из какого-то зазеркалья в нормальный и почти правильный мир, в котором можно выйти вечером из дома и пойти прогуляться под ночным небом, любуясь на мерцание далеких звезд, и тебе за это ничего не будет. Я ни хрена не понимал. Было стойкое ощущение, что кто-то в центре принятия решений провел какие-то красные линии и мы, с людьми, кому не посчастливилось купить квартиры на неправильной стороне этих линий, были поставлены перед негласным выбором — либо выживать, беря все риски на себя, или становиться беженцем в собственной стране, бросая то, за что ты отчаянно горбатился много лет, выплачивая неподъемные суммы ежемесячного платежа, отказывая себе во всем. А теперь вам просто не повезло. У страны нет ресурсов бороться за правильное поведение привлеченной рабочей силы на всей территории, поэтому, исходя из финансовых возможностей, государство чуть-чуть сокращает территорию, где вам гарантируется все в полном объеме. И если ничего не делать, то вскоре, когда кости животных, сваренных в огромном казане посреди бывшей детской площадки, будут валятся на всех газонах, а в девушку с непокрытой головой будет кидать камнями толпа весело галдящих что-то непонятное, детей, будет уже слишком поздно. И даже если ты приспособишься к новой жизни, лишь изредка, перебежками, выбираясь до ближайшей разбитой «газели», которую переоборудовали в стационарную торговую точку, торгующие всякой всячиной, веселые гости твоей страны, а вечер ты будешь проводить тихо-тихо, чтобы не побеспокоить новых соседей, и засыпать привыкнешь под пение заветов Великого Учителя под окном, но ты все равно потеряешь. С приходом нового уклада, твой единственны актив, за чьи тонкие, бетонные стены ты платил добрый десяток лет почти половину своей заработной платы, с этого момента начнет быстро дешеветь, скатываясь к величине первоначального взноса в банк.